3. ПОДСОЗНАНИЕ

3.1. Различные подходы к пониманию подсознательного

Загадочность интуиции во многом обусловлена тем, что многие процессы, происходящие в период рождения новых идей, происходят за пределами сознания, поэтому имеет смысл хотя бы кратко рассмотреть современные точки зрения на "подсознательное". Родоначальником теории психоанализа, в которой подсознательному отводилась главнейшая роль, считается Зигмунд Фрейд, который использовал эту теорию, в частности, для лечения людей с нарушениями психики. В настоящее время эта теория, до сих пор еще весьма популярная на Западе, рассматривается многими учеными как мифологическое и далеко не во всех случаях соответствующее действительности описание психических процессов. К тому же современные исследования показывают, что многие "чудесные" случаи излечения психических болезней по теории З. Фрейда являются мнимыми. Впрочем, положительных результатов тоже, наверное, было немало, иначе, чем можно было бы объяснить, если не массовым психозом, обилие желающих пользоваться услугами специалистов по психоанализу.
       По поводу термина "подсознательное" можно сказать, что в настоящее время ни определение, ни понимание этого термина среди философов и психологов не является однозначным. Рассмотрим некоторые точки зрения на эту проблему.
       Известный советский психолог К.К. Платонов считал термины "подсознательное" и "бессознательное", устаревшими и "отягщенными тяжелым грузом псевдонаучных понятий идеалистической психологии". Он предлагал назвать то, что подразумевается под этими терминами "неосознанными явлениями человеческой психики". Явления эти представлены двумя видами:
       "Во-первых, это сознательные психические явления, имеющие субъективный компонент, еще не ставший сознанием. Примерами здесь является не только психика младенцев, но и психика людей, страдающих тяжелыми психическими недугами, а так же... просоночные состояния взрослого и,
       во-вторых, это так называемые вторичные автоматизмы, выполнение которых уже не требует участия сознания, примером чего является навык" [Платонов, 1972].
       По существу К.К. Платонов не отводит неосознаваемым психическим явлениям какой-либо созидательной или подготовительной роли в процессе творчества, если не считать психику младенцев, с которой начинается творческая жизнь любого мыслителя. Что касается таких терминов как "интуиция", "озарение", "инсайт", то в системе психологии, которую предлагал К.К. Платонов, им даже не было подобрано не отягощенного "грузом псевдонаучных понятий" синонима.
       Философ А.Г. Спиркин охватывает термином "бессознательное" совокупность психических явлений, состояний и действий, не представленных в сознании человека, лежащих вне сферы его разума, безотчетных и не поддающихся, по крайней мере в данный момент контролю". К "бессознательным явлениям" он относит "и подражание, и вдохновение, сопровождающееся внезапным "озарением", новой идеей, рождающейся как бы от какого-то толчка изнутри, случаи мгновенного решения задач, долго не поддававшихся сознательным усилиям, непроизвольные воспоминания о том, что казалось прочно забытым и пр." [Спиркин, 1972].
       По мнению А.Г. Спиркина, "бессознательное" состоит из следующих структурных компонентов:
       а) ощущений, оказавшихся в период восприятия не в фокусе сознательного внимания, но имеющих потенциальную возможность повлиять в дальнейшем на мысли и поведение человека;
       б) автоматизированных элементов деятельности, проявляющихся в навыках и привычках;
       в) импульсивных действий, когда человек не дает себе отчет в последствиях своих поступков;
       г) информации, которая накапливается в течение всей жизни в качестве опыта и оседает в памяти;
       д) установки - "кардинальной формы проявления бессознательного", направляющей течение мыслей и чувств личности;
       е) фиксации установки, проявляющейся в навязчивых идеях, образах и побуждениях ;
       ж) мира сновидений;
       з) гипнопедии - способности обучаться в период гипнотического состояния или нормального сна [Спиркин, 1972].
       По существу, к сфере бессознательного А.Г. Спиркин относит психические явления, имеющие потенциальную возможность быть осознанными человеком и - в зависимости от этих явлений и от внешних обстоятельств - либо осознающихся, либо нет. Эта тенденция намечается и в подразделении "бессознательного" на предсознательное (или досознательное) состояние, проявляющееся в том случае, когда "психическая деятельность не достигает уровня сознания", и подсознательное, когда "психическая деятельность опускается ниже порога сознания".
       А.А. Налчаджян к "бессознательным" явлениям предлагает отнести "исключительно инстинктивную деятельность человека (и животных), которая может осознаваться лишь при специальной установке на ее познание. Бессознательная психическая деятельности включает, в основном, сферу элементарных чувств и аффектов" [Налчаджян, 1972, стр. 83].
       "Подсознательное" А.А. Налчаджян определяет следующим образом: "Термин "подсознательное" нами употребляется для обозначения той обширнейшей сферы психики, содержание которой генетически связано в сознательной психической жизнью и имеет потенциальную возможность при благоприятных условиях переходить сферу сознания. Подсознательное образуется в основном в результате сознательной деятельности, а также преобладающей в первых годах онтогенетического развития бессознательной деятельности, результаты которой в определенной своей части осознаются самопознающим субъектом и переходят в сферу подсознательного. У нормально развитого взрослого индивида подсознательная сфера психики продолжает расширяться уже в результате совместного и сложнейшего функционирования бессознательной, подсознательной и сознательной сфер. Поэтому можно сказать, что у человека подсознательное с самих ранних лет в некотором смысле формирует само себя, так как оно направляет процессы сознательного восприятия и мышления" [Налчаджян, 1972, стр. 89].
       В заключение этого небольшого обмена мнениями приведем точку зрения известного нейрофизиолога П.В. Симонова, изложенную им в ряде научных и научно-популярных публикаций. Нижеследующие цитаты взяты из статьи: [Симонов, 1983].
       Неосознаваемое психическое П.В. Симонов предлагает разделить на две разновидности: подсознание и сверхсознание. В сферу "подсознания", по его мнению, "входит то, что было осознаваемым или может стать осознаваемым при определенных условиях. Это прежде всего доведенные до автоматизма и потому переставшие осознаваться навыки и вытесненные из сферы сознания мотивационные конфликты, суть которых становится ясна только благодаря усилиям врача-психотерапевта..."
       "В сферу подсознания входят и глубоко усвоенные субъектом социальные нормы, регулирующая функция которых переживается как "голос совести", "зов сердца", "веление долга"... К подсознанию мы относим и те проявления интуиции, которые не связаны с порождением новой информации, но предполагают лишь использование ранее накопленного опыта...
       В процессе длительной эволюции подсознание возникло как средство защиты от лишней работы и непереносимых нагрузок... Подсознание всегда стоит на страже добытого и хорошо усвоенного, будь то доведенный до автоматизма навык или социальная норма. Консерватизм - одна из наиболее характерных черт подсознания. Благодаря подсознанию индивидуально усвоенное (условно-рефлекторное) приобретает императивность и жесткость, присущие безусловным рефлексам".
       "Сверхсознанием" П.В. Симонов, следуя К.С. Станиславскому, предлагает называть то неосознаваемое психическое, которое непосредственно связано с творчеством.
       "Функционирование сверхсознания, порождающего новую, ранее не существовавшую информацию путем рекомбинации следов полученных ранее впечатлений, не контролируется осознанным волевым усилием: на суд сознания подаются только результаты этой деятельности.
       К сфере сверхсознания относятся первоначальные этапы всякого творчества - порождение гипотез, догадок, творческих озарений... Сразу же отметим, что функции сверхсознания не сводятся к одному лишь порождению "психической мутации", т.е. к случайному рекомбинированию хранящихся в памяти следов. По каким-то еще неведомым нам законам сверхсознание осуществляет первичный отбор возникающих рекомбинаций и предъявляет сознанию только те из них, которым присуща известная вероятность их соответствия реальной действительности. Вот почему даже самые "безумные идеи" ученого отличны от патологического безумия душевнобольных и фантасмагории сновидений".
       Резюмируя сказанное, можно сказать, что экскурс в подсознание не уменьшает неопределенности в познании тайн интуиции. Оказывается, что подсознание не только управляет нашими сознательными действиями и даже познавательным процессом (А.А. Налчаджян), но и само по себе в виде сверхсознания является творцом нового знания (П.В. Симонов). К тому же оказывается, что сверхсознание даже "не контролируется осознанным волевым усилием", что дает мало шансов тому, кто хочет сознательно научиться творчеству.
       Все же надежды терять не надо, тем более, что в цитируемой выше статье П.В. Симонова есть одна "зацепка", которая, по-видимому, открывает возможность хотя бы немного воздействовать в положительном смысле на наше "сверхсознание".
       В своей статье П.В. Симонов, ссылаясь на результаты исследований ряда известных нейрофизиологов, говорит о том, что для осознания внешних стимулов необходимо участие речевых зон в больших полушариях головного мозга. Об участии (или неучастии) речевых зон в подсознательных и сверхсознательных процессах в статье ничего не говорится, но все же есть основания полагать, что формирование подсознания и, возможно, "сверхсознания" происходит одновременно и совместно с изучением языка. Поэтому есть смысл более подробно рассмотреть процесс формирования нашего языка и его связь с подсознанием.

3.2. Подсознание и язык

Любой мыслитель когда-то был ребенком. Было бы интересно проследить развитие какого-либо конкретного мыслителя с тех времен, когда его далекий пращур впервые взял в свои лапы неодушевленный предмет для того, чтобы целесообразно использовать его в своей жизнедеятельности. Но столь далекое отступление в историю хотя и имеет какое-то отношение к интуиции, в настоящей работе не предусматривается. Отметим лишь, что в тот далекий период нашей истории наш предполагаемый пращур имел весьма бедный язык и для объяснения его творческой деятельности вполне подошла бы гипотеза, в которой о роли языка в творческом процессе практически ничего не было бы сказано. Такие "безъязыкие" гипотезы предлагаются и в наше время, но для объяснения процесса научного творчества их инструментария сейчас явно недостаточно.
       Из всех детенышей животного мира человеческий ребенок в момент своего рождения самое неприспособленное к жизни существо, которое длительное время нуждается в помощи и взрослых, прежде чем он станет способным самостоятельно существовать в действительном мире вообще и в человеческом обществе в частности. Именно эта врожденная длительная неприспособленность к жизни маленького человека дает людям возможность через посредство общения с взрослыми за короткое время приобрести опыт, который кристаллизовался на протяжении всей многовековой человеческой истории. Необходимым средством передачи этого опыта является человеческий язык.
       Писатель К. И. Чуковский, большой друг и знаток детей в своей книге "От двух до пяти" обобщил результаты сорокалетних наблюдений за развитием речевых навыков у детей. Книга эта по своей форме не претендует на научность, она написана живо, с юмором. В ней в основном сами за себя говорят дети. Но выводы Чуковского, которые занимают в книге совсем немного места, настолько неординарны, что их можно было бы не принимать всерьез, если бы они не были написаны великолепным мастером художественного слова и тонким психологом.
       "Если бы потребовалось наиболее наглядное, внятное для всех доказательство, что каждый малолетний ребенок есть величайший умственный труженик нашей планеты, достаточно было бы приглядеться возможно внимательнее к сложной системе тех методов, при помощи которых ему удается в такое изумительно короткое время овладеть своим родным языком, всеми оттенками его причудливых форм, всеми тонкостями его суффиксов, приставок и флексий" [Чуковский, 1970, стр. 12-13].
       "...Сам того не подозревая, он направляет свои усилия к тому, чтобы путем аналогий усвоить созданное многими поколениями взрослых языковое богатство. Но применяет он эти аналогии с таким мастерством, с такой четкостью к смыслу и значению тех элементов, из которых слагается слово, что нельзя не восхищаться замечательной силой его сообразительности, внимания и памяти, проявляющейся в этой трудной повседневной работе" (там же, стр. 17).
       "...Поистине ребенок есть величайший умственный труженик нашей планеты, который к счастью даже не подозревает об этом" (там же, стр. 21).
       "Ребенок, которого мы сами приучили к тому, что в каждом корне данного слова есть конкретный смысл, не может простить, нам "бессмыслиц", которые мы вводим в нашу речь. Когда он слышит слово "близорукий", он спрашивает, при чем тут руки, и доказывает, что нужно говорить, "близоглазый" (там же, стр. 61).
       "Конечно, подражательные рефлексы ребенка чрезвычайно сильны, но ребенок не был бы человеческим детенышем, если бы в свое подражание не вносил критики, оценки, контроля. Только этот неослабный контроль над нашей установленной речью дает ребенку возможность творчески усвоить ее" (там же, стр. 63).
       "Вообще мне кажется, что, начиная с двух лет, ребенок становится на короткое время гениальным лингвистом, а потом к пяти-шести годам эту гениальность утрачивает. В восьмилетних детях ее уже нет и в помине, так как надобность в ней миновала: к этому возрасту ребенок уже полностью овладел основными принципами родного языка" (там же, стр. 19)
       В дальнейшем малолетнему "гениальному лингвисту", который овладел человеческим языком как средством общения, приходится это синтезированное понятие детально анализировать при непосредственном руководстве взрослых педагогов: делить слова на буквы, суффиксы, корни, префиксы, а в том месте, где по смыслу необходимы соответствующие паузы и интонации, обозначать их знаками препинания. Все это, разумеется, необходимо для овладения письменной речью.
       По мере взросления бывший "гениальный лингвист" может ослабить свой контроль за языком, и неточности языка, являющегося для него уже отвлеченным средством выражения мыслей, перенести не только в свой язык, но в некоторых случаях и в свое мышление.
       Второй период творческой обработки познавательного материала наступает уже далеко не у всех бывших "гениальных лингвистов". Для этого нужно в первую очередь критически отнестись к той или иной системе представлений об окружающем мире. Но эта критика часто не имеет у человека достаточно четкой формулировки, и творения человека часто представляются чисто позитивными. Абсолютное же большинство людей либо соглашаются со всей системой представлений, либо критикует ее, не применяя достаточных умственных усилий для того, чтобы в корне разобраться в сути противоречий, либо механически запоминают сложившиеся представления, считая в своем сознании это запоминание пониманием.
       Вряд ли является случайным совпадением то, что увеличение веса головного мозга человека заканчивается в возрасте шести-семи лет. Не случайно многие психологи говорят, что в этом возрасте происходит формирование многих черт характера личности, которые в дальнейшем если и претерпевают изменения, то, как правило, не без болезненной ломки всей психики.
       У человека врожденными качествами являются следующие:
       а) физиологические особенности и потребности организма, многие из которых формируются в процессе роста;
       б) особенности темперамента, т.е. сила-слабость, уравновешенность-неуравновешенность, подвижность - инертность психических явлений. Некоторые из этих качеств могут быть развиты или ослаблены в процессе воспитания;
       я) особенности памяти (преобладание того или иного вида, способность к быстрому запоминанию или отсутствие ее). Между прочим, для того, чтобы стать творцом, совершенно необязательно обладать феноменальной памятью. Многие ученые и мыслители (Монтень, Руссо, Дарвин и т.д.) жаловались на плохую память.
       В то же время некоторые люди, обладающие феноменальной эйдетической памятью, не имели никаких способностей к творческому мышлению и получили известность только благодаря тому, что стали объектом тщательного изучения психологов. Впрочем, и среди эйдетиков встречались творчески одаренные люди, в основном в области изобразительного искусства и музыки. Примеры: Моцарт, Рахманинов, Густав Доpe.
       Все остальные качества, т.е. знание об окружающем мире, осознание своего места в нем, научные, философские взгляды и т.д., человек приобретает в процессе своего возрастного развития, и многие элементы окружающего мира воспринимаются вначале ребенком либо как согласие с ними, либо как безразличие к ним, либо как протест против них, причем это неосознанное в ранние годы отношение к действительности в сложном взаимосвязанном и взаимообусловленном с внешними факторами процессе формирования личности часто переходят в отношение сознательное, т.е. опосредованное языком.
       Стоит обратить внимание на то, что в возрасте от двух до пяти лет ребенок не пользуется и вряд ли может эффективно пользоваться толковыми словарями и грамматическими правилами. Он овладевает языком в процессе непосредственного общения со старшими по возрасту.
       Наблюдения за развитием речевых навыков у детей показывают, что первые фразы ребенок начинает понимать, еще не понимая смысла составляющих их слов. Отдельные слова начинают пониматься в процессе их употребления в различных предложениях [Кольцова, 1979]. Впрочем, такая особенность пополнения своего словарного запаса характерна не только для детей, но и для взрослых. Видимо, это обстоятельство побудило Л. Витгенштейна во втором, "позднем", периоде его философской деятельности принять в качестве одного из основных постулатов своей философии утверждение: "Значение слова есть его употребление".
       В сознании ребенка как бы разрастается тканевая основа, в которой узлы - слова или знаки - связаны нитями - отношениями. Любой фрагмент речи в нашем внутреннем языке потенциально представлен цепочкой соответствующих узлов, и эти цепочки под влиянием наших собственных образов, воспоминаний и эмоций реализуются в виде последовательностей слов, которые мы произносим или пишем, а во время мыслительной работы в виде незаметных мышечных возбуждений в органах речи.
       В ткани нашего языка многие узлы становятся точками пересечения нескольких часто употребляемых цепочек. Ближайшее окружение таких узлов представляет собой то, что в лингвистике называется ассоциативным полем данного слова. Характерно, что дети еще плохо управляют своим ассоциативным полем. "Наблюдая за маленькими детьми, нельзя не заметить, как часто, рассказывая одну сказку, они перескакивают на другую, или, начав одно стихотворение, неожиданно переходят на другое... Такие перескоки совсем не случайны, они объясняются тем, что то или иное слово входит в два стереотипа и, если один из них сильнее, то и происходит соскальзывание на него" [Кольцова, 1979, стр. 131].
       В языке менее значительные и реже употребляемые цепочки концентрируются вокруг магистральных путей, охватывающих различные стороны наших главных жизненных интересов, мировоззренческих установок и философских взглядов, В процессе обучения в школе и далее эта "ткань" (или концептуальная сеть) может дополняться новыми фрагментами (иногда даже явно излишними), она может быть разорвана на куски, может частично изменять свою структуру, и все это происходит в тесном взаимодействии с формированием навыков, мотивов, ценностных ориентаций, социальных норм и т.д., т.е. со всем тем, что формирует наше подсознание.
       Используя это образное представления языка в нашем подсознании, можно предложить следующую гипотезу о роли языка в процессе интуитивного "озарения". В процессе поисков решения проблемы исследователь не только инициирует воображение и память, но пытается проанализировать языковые средства формулировки проблемы. В науке одна и та же ситуация может быть описана разными языками. Например, в математике, многие задачи теории автоматов можно выразить не только собственным языком этой теории, но и языком теории отношений, исчисления высказываний или предикатов и т.д. Иногда удачный выбор языка позволяет найти нужное решение.
       Но не всегда. В некоторых случаях ни один из известных языков или существующих научных "диалектов" явно не подходит для этого. Исследователь может этого явно не осознавать, но в его подсознании начинается своеобразная интеллектуальная работа. Цепочки узлов, за которыми стоят термины используемого языка, начинают конфликтовать между собой. Эти конфликты фиксируют не всегда явно осознанные противоречия в существующей терминологии. Они посылают в сознание тревожные сигналы, стимулируя исследователя на поиск решения. Нередко эта ситуация заканчивается тем, что возбужденные следы начинают обрастать вязью из дополнительных узлов и связей и эти наросты служат своеобразным барьером, сглаживающим противоречие. Этому состоянию нашего подсознания соответствует ситуации, когда в сознании противоречия сглаживаются с помощью недостаточно обоснованных рассуждений и доводов. Но иногда происходит принципиально иное событие: разрозненные возбужденные следы вспыхивают ярким пламенем "озарения", в котором "сгорают" ненужные узлы и связи, и эта вспышка порождает фейерверк новых связей, которые воспринимаются в сознании как новая идея. "Тканевая" основа языка при этом меняет свою структуру, но поскольку это происходит во многом за пределами осознания, то человек может в дальнейшем не сразу заметить, что многие знакомые слова и термины после этой "перестройки" имеют для него уже другой смысл.
       Хотя в формулировке этой гипотезы уже присутствует язык в виде одного из необходимых компонентов процесса открытия новых знаний, пока что не видно никаких рычагов управления процессом озарения. Из приведенного выше образного описания следует, что процесс интуитивного озарения инициируется и осуществляется за пределами сознания. Вряд ли можно процесс научной интуиции описать с такой же точностью, как, например, некоторые механические или электронные системы, и пока нет никаких оснований утверждать, что этот процесс когда-нибудь будет полностью разгадан. Но в то же время не мешало бы найти какие-то "рычаги управления", позволяющие по возможности уменьшить стихийность и непредсказуемость этого процесса. И как раз уверенность в том, что в процессе интуитивного озарения активную роль играет язык, а не просто какие-то "следы", "паттерны", "ансамбли" и т.д., позволяет направить поиск таких "рычагов" в определенное и поддающееся логическому анализу русло.